Рядом с генсеком председатель КГБ смотрится перворазрядником, почтительно жмущим руку чемпиону. И я для него — находка, сверхинформированный источник. Если знание — сила, то послезнание — это могущество.

Хотя бы поэтому Андропов не предаст. Но хватит ли ему тактической изворотливости и стратегического ума, чтобы расклад сил в Политбюро перетасовать в свою пользу?

Побродив, повздыхав, я занял позу Ждуна.

Тот же день, чуть позже.

Москва, Старая площадь

Попасть на запретный пятый этаж ЦК КПСС было не просто даже для председателя КГБ. Охрана, хоть и помаргивая смущенно, но документы его проверила. Андропов лишь бегло улыбнулся.

Войдя в лифт, он признался себе, что боится предстоящего разговора. Брежнев набирал силу, он метил в вожди. Прежнее обаяние не покинуло генсека, но появилась и жесткость. А проявишь хоть толику строптивости, в глазах генерального тут же плеснет тяжкое недовольство.

В приемной дежурил Дебилов.

— У себя? — бросил Юрий Владимирович.

— Да, но… — смешался личный секретарь.

— Дело срочное и очень важное! — надавил Андропов.

— Секундочку…

Скользнув за дверь, Дебилов прикрыл ее за собой, но тут же распахнул настежь, приглашая войти. Председатель КГБ решительно перешагнул порог.

— А-а, Юра, — Брежнев поднялся из-за стола, протягивая руку. — Чем порадуешь?

— Мы нашли «Миху», — с ходу доложил Андропов, пожимая вялую ладонь.

— Очень, очень хорошо… — медленно вытолкнул генсек. — И?

— Он готов сотрудничать с нами.

— Очень, очень хорошо… — повторил генеральный, потирая руки, словно умывая. — Сколько тебе потребуется времени, чтобы доставить предиктора… м-м… не знаю… на какой-нибудь космический или ракетный центр поблизости?

Юрий Владимирович почувствовал слабость.

— Леонид Ильич…

— Сколько? — в брежневском голосе звякнул металл.

— Двое-трое суток…

— Двадцать четыре часа! — отчеканил генсек. — А центр пускай тебе Устинов укажет, он лучше знает свое хозяйство. Давай, Юра, давай! Не мешкай! Это же дело особой государственной важности! Сам понимаешь. Докладывать будешь лично, в любое время!

— Есть, — обреченно толкнул Андропов.

— Вольно, Юра, — ухмыльнулся Брежнев, и заторопил: — Давай, давай, действуй…

Председатель КГБ вышел в коридор с ощущением ледяного комка, смерзшегося в груди. Что делать? Как быть? Исполнить приказ? Тогда он потеряет и Миху, и его уважение. И ту самую перспективу, что греет душу пуще самого дорогого коньяка. Поговорить с Сусловым?

Да, кивнул себе Андропов, но позже. А пока…

Покинув ЦК, он юркнул в «Чайку» и снял трубку телефона «Алтай».

— Ответь… — процедил Юрий Владимирович, заклиная. — Ответь…

— Алло? — Мишин голос звучал настороженно.

— Слушай внимательно, — заспешил председатель КГБ, словно боясь, что разговор вот-вот прервут. — Мне дали сутки, чтобы найти и упрятать. Понял? А у тебя есть несколько часов, чтобы исчезнуть. Сможешь? Хотя бы на две-три недели?

— Смогу, — донеслось из трубки.

— Действуй!

Андропов откинулся на сиденье. Ну, Лёня… Ла-адно…

Он хищно улыбнулся, сплетая и расплетая пальцы.

Операция «Хилер» началась в кабинетах ВГУ. Потом ее засекретили наглухо — и продолжили операцией «Ностромо». Теперь, похоже, настало время исполнить то самое, поразившее его в молодости указание: «По прочтении сжечь!» — и затевать новую миссию. Почти что личную — на пепле «Ностромо».

«Феникс»! — прищелкнул пальцами Юрий Владимирович, любивший придумывать кодовые названия. — Операция «Феникс»! Годится!»

Почти в то же самое время.

Москва

Я ничуть не удивился реакции Брежнева. Зря его, что ли, «живой водой» отпаивал? Теперь «дорогого Леонида Ильича» никто не пичкает наркотой, стало быть, и болезненная страстишка к цацкам на грудь не разовьется, и знаменитые «сиськи-масиськи» не зазвучат в прямом эфире. А вот ха-арошая чистка обеспечена. Что и требовалось доказать.

Думал я об этом мельком, набирая домашний номер. Раз не прослушивается, грех не воспользоваться…

— Алло? — нежный мамин голос вызвал умиление.

— Привет, мамулька! Извини, что вчера не позвонил — замотался!

— Ро́дную маму забыл… Эх! — шутливо донеслось из трубки.

— Как ты могла такое подумать? — взвыл я, унимая тягостное нетерпение. — Мам, слушай, мне придется задержаться недельки на две. Тут без меня никак!

— А школа? — мигом забеспокоилась родительница.

— Торжественно клянусь и обещаю закончить ее с золотой медалью!

— Вот только не получи!

— Я же обещал! Ой, ну все, побежал. Целую!

— И я тебя!

— Настю чмокни от имени и по поручению!

— Ладно!

Улыбаясь по инерции, я положил трубку и тут же снял ее, накручивая диск. Как же он медленно проворачивается…

После третьего гудка ответил приятный голос:

— Посольство Германской Темократической Респуплики. Слушаю фас…

— Код Эм-Вэ, — четко сказал я, и зачитал по памяти первые пять чисел пароля, переданных Маркусом Вольфом.

— Айн момент! — растерялся голос. — Переключаю на тофарища Винцера.

Щелчок, пыхтение…

— Алло? — прорезался мужской голос. Истинного арийца. — Повторите цифры, пожалуйста.

По-русски чешет почти без акцента, товарища Винцера может выдать только излишне четкий выговор.

— 678… 567… 23… 1719.

— 9637, - следует отзыв. — Товарищ Вольф оставил нам инструкции… Вы хотите вылететь в Берлин?

— Мне нужно вылететь в Берлин, — надавливаю я. — И как можно скорее. Кстати, было бы здорово, если меня подбросят до посольства.

— Откуда вас забрать?

— Буду ждать возле метро «Тургеневская».

— За вами заедет зеленый «Вартбург».

— Данке шён.

— Ауф видерза-айн!

Тщательно обтерев трубку, я положил ее на рычажки, и метнулся на кухню — потрошить холодильник «Розенлев». Булочка в целлофане… Сырок «Янтарь»… Колбаски «Охотничьи»…

Запихивая сухпай в карманы куртки, я покинул квартиру, на всякий случай отпирая дверь в перчатках.

Вызывать лифт не стал, ссыпался по лестнице и, как ни в чем не бывало, покинул подъезд, на ходу лопая свой «обед». К жующему юнцу меньше вопросов…

Страж ворот по-прежнему толокся на улице, но на меня старательно не реагировал. Обмирая, я зашагал прочь, но ни топота догоняющих ног, ни визга тормозов не раздавалось за спиной.

Спеша к «Тургеневской», лишь однажды напрягся, когда вдруг заслышал трель милицейского свистка.

«Не меня! — убеждал я себя. — Это не меня!»

Плотный милиционер сурово отчитывал толстяка в штатском, перебежавшего улицу не в положенном месте. Штатский виновато водил руками и воздыхал, а я с воскресшим удовольствием вгрызся в сэндвич — муза с полосатой палкой меня вдохновила…

Посольский «Вартбург» прикатил к самым дверям, а минуту спустя я «сдался немцам», знакомясь с социалистическим орднунгом.

Хорошенькая Катарина в вязаном платье сфотографировала меня, а пока она проявляла и закрепляла, деловитый геноссе Винцер каллиграфическим почерком заполнил мой загранпаспорт — синюю книжицу с золотым тиснением.

Отныне я Михаэль Шлак. Винцер, не мудрствуя, перевел русскую фамилию на немецкий.

— У вас замечательный выговор, Михаэль, — болтал он, не отрываясь от дела, — следовательно, языковая проблема — долой!

— Ну, хоть что-то, — улыбнулся я, довольно вымученно, впрочем.

Геноссе, наверняка сотрудник Штази, вскинул на меня взгляд, и сочувственно покивал.

— Геноссе Вольфу можно доверять, это человек чести и слова. О, Катарина! Готово?

— Да, Отто, вот.

— Гут…

…Двумя часами позже я протягивал свой паспорт молоденькому пограничнику в Шереметьево. На мне — теплая кепка, очки с простыми стеклами, светленький паричок почти до плеч по молодежной моде. А я по легенде — корреспондент «Юнге вельт».

Погранец кивнул мне и улыбнулся.

«Пронесло…»

Еще полчаса томительного ожидания… Объявлена посадка…